4 октября исполнилось двадцать лет с момента выхода в японский телеэфир первой серии «Евангелиона», во многом определившего букву и дух современного аниме. В связи с юбилеем Николай Щипков написал для «Отаку» колонку о бесконечной восьмерке.

«„Ева“ — это история, которая повторяется» — Хидэаки Анно

Стандартный формат текста о художественном произведении массовой культуры, которому вот-вот исполнится одна пятая века, — некролог. Однако не в случае «Евангелиона». Спустя такое количество времени, что вспоминать сериал должны были бы только киноведы да ностальгирующие по юности 35-летние старцы, он не только здравствует, но буквально месяц назад получил в Японии переиздание на Blu-ray. Оригинальное 26-серийное аниме в очередной раз перерисовали и дополнили парой сцен; даже если не считать цикла кинофильмов Rebuild of Evangelion, все уже давно потеряли счет его ремейкам и перепевкам. В чём же причина неугасающей популярности?

Хидэаки Анно так перегрузил свой opus magnum символизмом, неясностями, перипетиями и недосказанностью, что по поводу его самых туманных намеков спорили, спорят и будут спорить. Разбирали покадрово и будут разбирать. Писали пространные простыни рассуждений-на-тему, говорили о «транснациональном медиакульте» и составляли почти религиоведческие трактаты. Всё это было и всё, по-видимому, на этом не закончится.

Но чтобы ответить на поставленный вопрос, оставим пока споры на тему границ и глубины дискурса «Евангелиона» и обратимся к фактам. «Евангелион нового поколения» таким вихрем ворвался в мир анимации, оставил такой яркий след в ее истории потому, что, судя по всему, автор сериала сумел ухватить нерв времени. Напомню, первая половина 1990-х в Японии — это период заметного экономического спада, а также урезания финансирования индустрии рисованных развлечений. После провала в прокате в конце 1980-х «Акиры» и «Крыльев Хоннеамиз», свежие идеи и визуальные новшества на некоторое время ушли из телевизионного и полнометражного формата, а на передний план индустрии вышли OVA, выходившие на кассетах. Их количество резко выросло до невиданного ранее масштаба, что не могло не сказаться на общем качестве, однако среди них можно вспомнить и достойные образцы — например, Legend of the Galactic Heroes или «Моя богиня!». Впрочем, для японской анимации в целом это всё же был период стагнации (что особенно заметно при сравнении с предшествовавшей и последующей пятилетками). Связано это было не только с уменьшением денежных потоков, но с идейным и стилистическим застоем. В нестабильное время аниматоры решили не рисковать и пошли путем наименьшего сопротивления. И если вы думаете, что клише у фанатов того времени не сидели уже глубоко в печенях, то глубоко ошибаетесь. Сидели. Еще как.

Не появись «Евангелиона», многие хорошо известные сериалы последней двадцатилетки либо вообще никогда не увидели бы свет, либо выглядели бы совершенно иначе. Экспериментаторам Сатоси Кону и Макото Синкаю негде было бы развернуться. Синъитиро Ватанабэ и Ёко Канно вряд ли бы решились на такой опыт, как неоретрокосмический вестерн. Сериалам вроде «Эрго Прокси» или Mushishi точно не было бы ходу, не говоря о таких слабовменяемых и откровенно авангардных проектах как «Эксперименты Лэйн» или Texhnolyze. Ходу не было бы в аниме; у манги, где неординарности и смелости живется легче, всегда был свой, отличный путь.

Так в чём было новаторство «Евангелиона» и почему оказанное им влияние чувствуется даже сейчас? Одно можно сказать определенно: оно было не в сюжетной завязке. Хотя тот факт, что сюжет быстро сошел с накатанных рельсов, чаще всего объясняют тем, что Анно очень хотел снять эдакую деконструкцию жанра, да еще и наполнил ее, нахватавшись фрейдисткого психоанализа и поверхностного религиоведения, всякой заумной терминологией. Может быть. Это не главное.

Есть, по моему мнению, две главные вещи, которые отличали «Евангелион» от остальных сериалов той эпохи. Первое: точно схваченный авторами психологический нерв исторического момента — переживания переходного периода в постиндустриальное и постмодернистское общество. Это и проблемы межличностной коммуникации, разобщенность и разделенность социума, и бегство подростков от самих себя, замыкание в виртуальной реальности, и поиск своего я в новой среде, враждебной по отношению к одинокому человеку. И все эти вопросы конкретной эпохи были заданы в такой общефилософской форме, что легко при необходимости соотносились с проблемами более общего, высокого, вневременного порядка.

С другой стороны, своему времени созвучно свое искусство, поиски ответов на вечные вопросы каждый раз приходят в новой форме. Иногда ответ искусства на эти вопросы весьма точен и адекватен — тогда рождаются шедевры, как, например, было в эпоху европейского Ренессанса. Великих мастеров XV—XVI веков современники даже называли divino, «божественными». А в ином случае искусство спотыкается, терзается, мучается, но не может в адекватной форме выразить искания своего времени — тогда на смену гармонии приходят дисгармония и растерянность; характерный пример — авангард начала XX столетия, апофеозом которого стал печально известный черный квадрат. Проблемы, связанные с новым витком индустриализации и мировыми войнами были, а классическое изобразительное искусство дать им точное выражение уже не могло — поэтому так прямо и заявило: «мы в тупике!» Ну, то есть, конкретный тупик и изобразило.

«Евангелион» сложно отнести к той или иной группе с полной определенностью. Это его отличительная черта: он одновременно и следует, и не следует архетипическим шаблонам. Сериал построен на противоречиях, противоречиях формы и содержания, которые отражают мятущийся и неопределенный дух эпохи. Волосы персонажей, с одной стороны, согласно анимешным канонам тяготеют к неяпонскому разноцветью, при этом зритель не наблюдает откровенного фарса зеленых или пурпурных оттенков. Сюжет использует классические ходы, экспозиции и повороты, но показывает их под совершенно новым углом. Ключевой персонаж, по всем правилам трагического пафоса призванный быть образцом храбрости и добродетели, на поверку оказывается трусливым, замкнутым и слабохарактерным, однако в критические моменты всё же проявляет подобающие герою моральные качества.

Через противоречия такого рода «Евангелион» пытается выразить невыразимое: трагедию поколения. И в каком-то смысле это получается. Сериал остается верен себе (в идее о противоречиях) даже в концовке — по сути, отсутствующей. Возникает ситуация, которую по-английски принято называть anticlimactic: кульминация есть, а развязки — нет.

Герои такого рода произведения, то есть трагедии, обязательно должны в развязке испытывать катарсис, нравственное очищение. Причем не просто очищение, а такое, которое вместе с ними переживает и зритель. Это ключевой момент европейского искусства, берущего свое начало в искусстве древнегреческом. На стыке этического и эстетического, в единый момент, происходит нечто мистического, почти религиозного свойства. Вспомним развязку гоголевского «Ревизора»: момент раскрытия главной интриги (не для зрителя, а для действующих лиц пьесы), момент развязки — это пятиминутное гробовое молчание. Пять минут молчания на сцене равносильны вечности. То же самое происходит и в «Евангелионе», в 24-й серии. Пять минут тишины и осознания чего-то и всего. Причем осознают и Синдзи, и зритель. Затем — занавес.

Однако если в гоголевской пьесе показ осознания, пробуждения ото сна и был главной целью, в «Евангелионе» всё иначе. Осознание-то есть, экзистенциальный страх бытия прямо и осязаемо чувствуется — а сил и мотивации выйти из этого порочного круга, сбросить ярмо страха, нет. Нет ни у Синдзи, ни у зрителя, ни у самого Хидэаки Анно. Оригинальные 25—26 серии — отмазка, высосанный из пальца, внушенный самому себе, искусственный и фальшивый катарсис. Вот и получается, что все трое обречены топтаться на одном месте: Синдзи всё так же боится садиться в робота, Анно не может закончить «Евангелион», снимая бесконечные ремейки и делая «режиссерские» переиздания, а зритель и фанат обречены на поиски смыслов, надеясь в их глубине найти ответы на вопросы, которые «Евангелион» задает, но на которые не утруждается ответить.

Пытаются на них ответить и большинство сериалов и фильмов последующего поколения, поколения постъевангелиона — но, в основном, всё так же безуспешно. Вот и получается, что «„Ева“ — это история, которая повторяется», повторяется, словно дурной сон, вот уже двадцать лет. Повторяется, а мы высматриваем, хотим высмотреть в этой бездне бессвязного и бессознательного то, чего там нет и отродясь не было.

Закончился ли в японской анимации период постъевангелиона? Пока ответ на поставленные новым дискурсом вопросы не найден — нет. Однако надежда еще остается, потому что ответ на них есть, и обитает он не в фанфикшне и не в Blu-ray-изданиях, а в голове автора, Хидэаки Анно. Сможет ли он найти в себе мужество «не убегать», подобно своему герою, и одним точным ударом навсегда закрыть проблематику «Евангелиона», достойно завершив его? Или же поиск ответа уже в руках нового поколения? Вопрос остается открытым. —НЩ

Редакция «Отаку» не обязательно разделяет мнение колумниста.

Группа российских иллюстраторов и аниматоров уже около года трудится над короткометражным проектом X-Story, выход которого намечен на конец 2015-го. «Отаку» расспросил о будущем фильме автора идеи, главного художника и по совместительству режиссера.

Виталий Шушко. Художник, иллюстратор, комиксист, аниматор. Родился в Минске, окончил Ростовский художественный техникум им. М. Б. Грекова и Санкт-Петербургскую художественно-промышленную академию имени Штиглица. Сотрудничал с рядом компаний, в том числе Konami и Disneу; участвовал в создании видеоигры Coded Arms: Contagion (PSP), официальных комиксов по кинофильмам «Трон» и «Принц Персии». В компании NARR8 работал над моушн-комиксом JAM.

— Итак, что вы задумали?

— Предполагается короткометражный фильм где-то на девять минут. История про странного паренька, который отправился искать затерянный город. Из ролика уже понятно, что город он отыщет, а вот что произойдет в самом городе — секрет!

Кадр из рабочего аниматика.

— Кто сейчас работает над фильмом? Что это за люди, откуда пришли и куда держат путь?

— На постоянной основе над фильмом работают четыре человека. Я, как зачинщик всего этого дела; аниматор и 3D-моделлер Павел Андрющенко; 2D-аниматор Елена Волк; музыкант и ответственный за весь звук — Виктор Гулличсен. И нам по возможности помогают такие замечательные люди, мастера своего дела, как Надя Мира, Денис Писарев, Василий Зорин, Илья Шекиладзе и Вячеслав Панарин. Я более чем уверен, что они держат путь к величию и мировой славе! А пока, надеюсь, продолжат помогать закончить нашу короткометражку.

Фазы анимации от черновой до итоговой.

— Почему именно короткий фильм, а не, допустим, еще один интерактивный комикс наподобие JAM или мобильная игра? У вас же здорово получались похожие вещи во времена сотрудничества с «Наррэйтом».

— Моушн-комикс JAM в плане раскадровки создавался по принципу анимационного кино, монтажа сцен с перетеканием одна в другую и т. д. Но в JAM была перекладочная анимация: один плоский рисунок нарезался на множество слоев и анимировался по принципу картонной куклы. Мы, как огромные поклонники анимации, порядком под устали от перекладки. Хотелось большего! Во время работы над последней главой «Джема» Павел мне сказал: «Эх, было бы круто с тобой сделать настоящий мульт, без двигающихся картонок!» Я всегда мечтал сделать свой фильм, но понимал, что в одиночку мне не справиться; не хватает знаний во многих областях. Поэтому его слова были как послание небес! Уже к вечеру того же дня я придумал историю и сделал черновую раскадровку. В дальнейшем удалось заинтересовать крутых 2D-аниматоров и музыкантов. Вот поэтому X-Story — не новый моушн-комикс и не игра.

Проработка мест действия фильма начинается с таких иллюстраций-концептов.

— При этом следы видеоигровой ДНК, анимешные и комиксные аллюзии в тизере прослеживаются вполне: ролик почти открытым текстом телеграфирует: эй, приятель, мы знаем, что ты смотрел «Акиру», слышал о Power Glove и помнишь игры-платформеры золотого века. Расскажешь в двух словах о мире и главном герое?

— Возможно, кто-то помнит — в «Джеме» были главы в стилистике 2D-платформеров. И на первых порах мы с Пашей думали сделать подобное: рассказать историю в духе творений Пола Робертсона. Позже отказались от этой идеи и решили делать упор в сторону классической анимации, но ощущение схожести с игрой осталось, чему мы очень рады. ДНК видеоигр не просто в ролике — она в нас самих!
Если говорить о вселенной, в которой обитают персонажи фильма, то это далекое будущее в месте, напоминающем наш мир. Множество высокоразвитых цивилизаций уже канули в Лету. В этом мире существуют так называемые «файндеры», которые незаконно расхищают древние города. Персонаж фильма как раз из таких.

— Когда хотите выпускаться и в каком формате?

— Планируем всё доделать в 2015 году. Качественная анимация, крохотный коллектив — в результате очень и очень долгий процесс. Но как только доделаем, постараемся показать фильм на фестивалях, после чего зальем его в Сеть на всеобщее обозрение! Наши форматы — Vimeo и YouTube.

— Вы с коллегами уже обсуждали будущее проекта в случае его успеха? X-Story — это законченное произведение, заявка о себе («мы здесь и умеем вот такое!») или в большей степени попытка рассказать историю, которая в дальнейшем может получить развитие?

— Рассказать историю и показать путь героя — наша главная цель. А «выстрелит» или нет, не так важно: всё равно захотим делать новые фильмы. ■

X-Story, короткометражный фильм, 2015 г., автор и режиссер Виталий Шушко.

Заработал YouTube-канал анимационного отделения киношколы Токийского университета искусств. Сейчас зрителям доступны десять короткометражных дипломных работ выпускников 2010 года, из которых позднее по-настоящему прогремел, пожалуй, только абсурдист Ацуси Вада, последователь столпа современной японской авторской анимации Кодзи Ямамуры (сегодня как раз преподающего в этой киношколе). Если Вада уже собрал впечатляющий урожай наград на международных анимационных фестивалях, большинство его однокурсников широкой публике не известны — при этом их творчество заинтересует всех, кто хочет оценить текущее состояние независимой японской анимации за пределами аниме. ■

Молодой бородатый культуролог Эван Пущак (также известен под ником The Nerdwriter) в свежем видеоэссе из цикла Understanding Art делится своим анализом первого полнометражного «Призрака в доспехе» (1995) Мамору Осии. Ничего такого, о чём не писали бы в свое время критики в высоколобых киножурналах, но где сегодня те журналы, да и где в тех журналах зримость и наглядность, столь важные в киноведении.

Как тут не вспомнить и другого, без шуток, просветителя из ютьюба — монтажера Тони Чжоу, автора канала Every Frame a Painting. За последние год-полтора тот дважды обращался к японской анимации — вот Чжоу популярно объясняет отношения Сатоси Кона с пространством и временем:

…а ниже — безумно интересно рассказывает о технике продольной траекторной съемки (lateral tracking shot, когда камера следует за объектами как в видеоигре-сайдскроллере) на примере «Волчьих детей Амэ и Юки» (2012) и других фильмов. ■

Летом 2014 года электропоп-дуэт XES заявил о себе композицией Black Tears, в записи которой приняла участие русско-японская певица Орига. Год спустя коллектив выпустил мини-альбом бодрого ретровейва, снабдив его анимешным клипом с космическими школьницами. Pasha Star, один из участников дуэта, ответил на вопросы «Отаку».

Кричали женщины: ура!

— Откуда вы и что вас связывает с Японией?

— Мы из Москвы, а с Японией нас связываю я — вокалист и автор текстов группы. С детства любил эту страну, потом стал изучать язык; довелось пожить там, параллельно занимаясь музыкой. Позже я познакомился с Оригой, мы работали вместе. XES зарегистрирована в Японии, в скором будущем мы там выпустимся на одном из лейблов, сейчас идут переговоры. В группе объединились два наших основных увлечения: Япония и эстетика 1980-х, за которую отвечает другой Паша (Павел Саушкин — прим. ред.), он в этом деле настоящий профи. Готовим альбом, в котором будут песни в том числе и на японском языке.

— Слушайте, а XES — это же «секс» наоборот?

— Но так не специально получилось! Мы считаем нашу музыку экспериментальной, потому что всегда долго возимся с синтами и настройками, стараясь получить уникальное звучание лидирующих инструментов. Поэтому XES — это прежде всего eXperimental Electronic Sound.

— Illuminated — не первое ваше рисованное видео, отчасти завязанное на культурных кодах японской анимации. Почему именно аниме?

— Как большого любителя Японии, меня не обошло стороной аниме: у меня есть пара любимых сериалов; в детстве, как и все, смотрел и «Грендайзер», «Сейлор Мун» и многие другие вещи. Сделать работы в аниме-стиле было моей давней мечтой, которая наконец-то сбылась.

— А кто вам эти видео рисует?

— Это наш друг, венгерский художник Рудольф Пап. Мне очень понравились его творения на YouTube, решили попробовать с ним поработать совместно. Наша небольшая команда разработала концепт, персонажей и сюжет, а он всё воплотил в жизнь.

«Весь мир у нас в руках, мы звезды континентов!» Постер к релизу EP Asterhythm.

— Когда вышел клип Illuminated, многие почему-то сравнили его с Me!Me!Me! (музыкальное видео Хибики Ёсидзаки из цикла короткометражных фильмов Japan Animator Expo — прим. ред.), хотя в связи с вашей работой напрашиваются, скорее, параллели с «Интерстеллой» Лэйдзи Мацумото и группы Daft Punk. Вы за современным аниме в целом следите или больше жалуете классику?

— До сих пор в шоке от обилия комментов, где нас обвиняют в плагиате. Мы были сосредоточены на нашем деле и вообще не знали о Me!Me!Me!, его танцующих девочках и победоносном шествии по миру аниме-фэндома. Я лично не вижу сходства, хоть убей. С «Интерстеллой», наверное, можно сравнить из-за близости концепций с One More Time — и там, и там это рисованный концерт в сюрреалистических декорациях. Ну и мы, конечно, полностью отдаем себе отчет в том, что наш мультфильм не может конкурировать в плане качества рисунка и детализации анимации с вышеназванными работами. Однако стоит учесть, что над его созданием работал всего один человек, — и на этом фоне клип смотрится вполне здорово. За современным аниме мы не следим (собственно, основная причина упущения из вида пресловутого Ме!Ме!Ме!), так как предпочитаем классику. Аниме превратилось в доходный бизнес и выбирать хорошее из проходных или откровенно плохих сериалов и фильмов нет времени, да и желания тоже нет.

Pasha Star и Павел Саушкин в клипе Black Tears и их альтер-эго в рисованном видео.

— С аниме разобрались, а чем вас так завораживает музыкальная эстетика 1980-х?

— Наверное, своей честностью — то была эпоха настоящей электронной музыки, не выверенной на успех, а просто созданной для того, чтобы люди танцевали и чувствовали себя хорошо. Плюс, это же было зарождение новой романтики: появление новых технологий, компьютеров, машин, новые мечты о будущем, новые фильмы, новые спецэффекты, компьютерная техника, словом, всё, о чем писали фантасты, потихоньку начало обретать свою форму с соответствующим футуристичным звучанием, которым наполнена музыка тех лет. И всё это в первозданном виде, без гримасы одержимости заработка и наживы. Наверное, именно этим и привлекает.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с Оригой.

— С Оригой мы познакомились, когда я отправил ей одну из своих песен на японском. Ее заинтересовала моя способность работать с языком, она сразу же предложила поработать вместе на несколькими песнями. Мы написали порядка семи композиций, еще несколько демо и нашу дебютную Black Tears на английском и японском языках… Версия на японском, увы, уже не увидит свет в связи с печальными событиями этого года. В скором времени будут изданы сразу три посмертных альбома Ориги, в которые войдут наши совместные творения, а чуть позже появится игра по одной очень знаменитой франшизе с двумя заглавными песнями, которые мы также создали вместе. Ольги очень не хватает. Я часто консультировался с ней, она была первым человеком, которому я отправлял свои демозаписи, и она всегда была рада посоветовать что-то для улучшения звучания. Если есть на свете добрые волшебницы — она была одной из них. Трудно встретить человека, который был бы таким же чистым и светлым, как она. ■